Дежурный по Аргентине. От Бога, или “Я не боюсь показаться глупым”

В 2015 году митрополит Игнатий (Пологрудов) начал изучать испанский язык – для себя. А в 2016-м – неожиданно, после 18 лет служения на Дальнем Востоке, был назначен в Аргентину.

Почему обращение на «ты» не оскорбительно в Аргентине, почему Достоевский популярен в Южной Америке, каково исповедовать на испанском языке – обо всем этом и рассказал митрополит Игнатий.

Молитва о двоечниках на испанском

– Как вы восприняли известие о переводе на новую кафедру, в другую страну, на другой континент. Это было неожиданно?

– Да, неожиданно. Все восемнадцать лет своего архиерейского служения я провел в России, на земле нашего Отечества. Сначала на первой кафедре – Камчатской, затем на второй – Хабаровской; обе – дальневосточные, миссионерско-просветительские.

Таким миссионерско-просветительским епископом меня сформировали люди, обстоятельства, условия жизни и задачи, которые ставили передо мной Церковь и Святейший Патриарх.

Так что перевода не ожидал. Хотя теперь, после полугода служения в Южной Америке, начинаю видеть определенную закономерность: все мои кафедры – весьма экстремальные.

– В каком смысле экстремальные?

– Камчатка – территория самая восточная. Там начинается день; там постоянные землетрясения и магнитные бури, шквальные ветры и снега до окон вторых этажей. Там в перестроечные годы людям приходилось не столько жить, сколько выживать. Ну и мы, священники несли свое служение в этих же условиях.

Хабаровск – третий по величине край России. Просторы колоссальные, поселки разбросаны по всей территории – попробуй охвати! Охватывали. В мою бытность там руководство страны стало уделять Дальневосточному округу большое внимание. Это и понятно: геополитика ХХI века смещается в азиатско-тихоокеанский регион, потому и наш Дальний Восток необходимо развивать. А отсюда – особые требования и к Церкви, ее священнослужителям и иерархам.

Так что приходилось служить, трудиться много, во всех известных и непредвиденных обстоятельствах: и на подлодках, и на кораблях. Во время чрезвычайного наводнения на Амуре все священники вышли на работы по спасению Хабаровска.

Здесь, в Аргентине, тоже экстремальная кафедра – «Дальний Запад».

– Было ли страшно уезжать? Все-таки после стольких лет на Дальнем Востоке – совершенно другая среда, незнакомый язык…

– Нет, страха не было. Было абсолютное доверие нашему Патриарху. Разумеется, я не знал, что меня ждет на новом месте, о самом месте знал только из курса школьной географии.

Но нисколько не сомневался в одном: Его Святейшеству мои способности и возможности ведомы лучше, чем мне. Что смогу, а что нет, с чем справлюсь, а что не осилю, он видел, а потому знал, что делал, направляя меня на это служение. Предыдущая подготовка, возможно, тоже имела какое-то значение.

И потом, есть здесь определенный Промысл Божий. За год до того, как получил такое назначение, я начал изучать испанский язык.

– С какой целью?

– Тогда для души. Изучение языка очень хорошо помогает постоянно держать себя «в форме». Интеллектуальной.

– А почему именно испанский?

– Примерно за 3 года до этого я впервые побывал за рубежом. Бывал и раньше, в паломничествах – на Афоне и в Иерусалиме. А тут один мой хороший знакомый, благотворитель, предложил: «Съездите, владыка, попутешествуйте хоть раз. Оплачу вам двухнедельную поездку в любую страну». Я задумался: куда? А потом почти наугад решил: съезжу-ка в Испанию.

Съездил. И эта страна мне очень понравилась. Какой-то особой гармонией средневековья и современности. А еще понравились сами испанцы: открытые, сердечные, богатые каким-то внутренним благородством, без тени кичливости. К русским хорошо относятся, ко мне, в частности. Показалось даже, что они – это те же мы, только не пережившие страшных потрясений революции, советского строя, Второй мировой войны и перестройки.

Ну и сам язык красивый: выразительный, дружеский. Как говорят испанцы: «amable» – вот такой и есть. Появилось желание начать изучать его понемногу.

Сейчас изучаю его еще и по необходимости, и гораздо интенсивней – каждый день стараюсь заниматься по несколько часов. Есть определенные успехи, уже могу выступать на собраниях, встречах, общаться на повседневном уровне. Получил приглашение читать лекции о Русской Православной Церкви на испанском. Готовлюсь.

– Литургия служится на русском или частично на испанском?

– Служим так, чтобы прихожане могли понять, что происходит во время Литургии. И не только понять, но и участвовать. А они у нас особенные: часть говорит только по-испански, часть – только по-русски, а часть и на том, и на другом.

Потому и песнопения, и апостол с Евангелием, и «Верую» с «Отче наш» звучат и по-церковнославянски, и на castellano. К этому мы пришли не сразу – потребовалось время, обсуждение всех обстоятельств с нашими батюшками. Комиссию по переводу богослужебных текстов на испанский и португальский создали.

Что может сплотить соотечественников столь разных, как наши – семь волн иммиграции все-таки. Только совместная молитва, литургия – богослужение, собирающее, консолидирующее. Так вот, собираем, консолидируем.

– Кто-то из ваших духовных чад поехал за вами из Хабаровска?

– Два человека. Желающих было больше, но взять всех я не мог: они должны были остаться на своих послушаниях и помогать владыке Владимиру (Самохину) (нынешний митрополит Хабаровский и Приамурский. – Ред.).

Со мной поехал иеромонах Антоний (Жуков). Весь его монашеский путь с первых дней послушания совершался под моим руководством, он привык к моему стилю и может наиболее плодотворно трудиться именно под моим началом. «Послужной список» отца Антония не мал – Камчатка, Хабаровск, организация двух монастырей с большим числом паломников, миссионерская и просветительская деятельность.

Южная Америка тоже нуждается в хорошо организованной православной приходской жизни. Да и в монастырях. Согласился на его просьбу.

Еще в Аргентину поехала руководитель отдела культуры, Тамара Ивановна Яроцкая. Она в свое время последовала за мной в Хабаровск с Камчатки. А теперь вот Буэнос-Айрес… Мы с ней работаем вместе уже лет 15, понимаем друг друга с полуслова, у нее есть опыт реализации разнообразных и интереснейших культурных проектов. Правда, пока в России. Но и Южная Америка тоже может стать благодатной почвой для этого.

– Я знаю, что в Буэнос-Айресе в храме дежурит девушка по имени Катя, тоже приехавшая из России…

– Да, это духовная дочь, но уже отца Антония. Благодаря ее помощи, в частности, организовали ежедневное дежурство в православном соборе Буэнос-Айреса. До этого держать его постоянно открытым не могли – некого было туда назначить. А сейчас он открыт с 8 утра до 9 вечера. Ежедневно. Еще она печет просфоры, ведет занятия по иконописи. Кроме того, готовится стать монахиней.

– Храм открыт. А результаты? Люди заходят, интересуются, задают вопросы?

– Да! И заходят, и интересуются, и задают вопросы. Прежде всего, аргентинцы. Кто-то с неподдельным любопытством: столько лет, дескать, живем в этом районе, на соседних улицах, столько лет ходим мимо, – и все закрыто, а тут… открыт постоянно. Что произошло? Кто-то с интересом: «Так вы русские, православные! Аааааа! Непонятно. Мы вот – католики, разница-то в чем?»

Но большая часть приходит помолиться, приложиться к православным святыням, просто пережить несколько минут безмолвия. Для таких мы перевели на испанский и напечатали множество молитвословий: простых, доходчивых, сердечных и самых разнообразных. По поводу дождя и бездождия, нестроений в семье и на работе, о избавлении от болезней, вражьих наветов (ох, как это здесь актуально). О неуспевающих в учебе детях и подростках. Некое пособие по практике православной молитвы.

– То есть молитва о двоечниках?!

– И о двоечниках тоже. Молитва всегда важна по любому поводу, на всяком месте владычествия… Забывают люди часто об этом, а наша святая обязанность – напомнить.

Так вот, напоминаем, когда беседуем с приходящими, молимся вместе, а затем дарим тексты этих молитв. Таких повседневных встреч очень много.

Я дежурю в храме по понедельникам.

– Как так? Митрополит сидит за столиком в храме и отвечает на вопросы людей?

– Не за столиком, и не сижу: подхожу к пришедшим, объясняю, отвечаю. В общем, стараюсь как-то помочь. Чем-то.

Целый день в храме – это духовное укрепление, это равновесие и какая-то прозрачность мысли на всю неделю. А когда приходится по многу дней совершать пастырские поездки, да еще по всему континенту, такие понедельники просто необходимы. Затем общение. Встречи с людьми, которые здесь происходят, очень интересны, вызывают хорошие, добрые чувства. Получаю от них большое удовлетворение.

Представьте. Заходят две милые, приятные женщины: мама и дочка. Вошли, поздоровались. Я, не навязываясь, предложил им помощь. Ответили: «Спасибо, не нужно». Потом – походили, и чувствую, хотят о чем-то спросить, но стесняются. Подошел к ним сам. Разговорились. Рассказал о нашем списке Почаевской иконы Божьей Матери, о частице Креста Господня – главной святыне нашего храма. Помолились вместе. Минут 15-20 беседовали, а потом они захотели побыть наедине, поставить свечи.

Через некоторое время направились к выходу, и вдруг дочка, девушка совсем молодая, лет 16, такая изящная, красивая, подошла ко мне, обняла крепко-крепко и дважды поцеловала. А затем – мама подошла. Вот так – искренне, от души поблагодарили, обняли, расцеловали и пошли! Какие мысли по этому поводу? Да никаких. Просто радостно, приятно, что люди так открыто, с такой благодарностью и искренностью тебя принимают.

Ну и языковая практика… очень хорошая возможность совершенствовать свой практический испанский.

Так что по пятницам я принимаю людей как управляющий епархией – так было и в Хабаровске, и на Камчатке. А понедельник – день моего дежурства именно в храме.

«Я не боюсь показаться глупым»

– Вы как-то говорили в интервью, что в первом встреченном вами владыке (это был архиепископ Хризостом (Мартишкин). – Ред.) – в 1988 или 1989 году – вас поразило то, что его не смущал никакой вопрос. А вас сегодня может какой-то вопрос приходящего человека смутить?

– Нет. Меня не смущают никакие вопросы. Наверное, потому, что не боюсь показаться глупым. Если меня спросили, а я ответа не знаю, так и скажу: «Простите, сейчас ответить не могу. Но если хотите, подготовлюсь, а в следующий раз встретимся и отвечу вам; вот моя электронная почта, адрес моего блога, нашего сайта».

– Я знаю, вы стараетесь погружаться в испаноговорящую среду – самостоятельно ходить в магазины, заходить в кафе. Какие у вас были интересные, неожиданные встречи, разговоры вне храма?

– Неожиданных, особых, экстремальных встреч пока не было. В основном встречаются люди доброжелательные. В магазине, парикмахерской, аптеке, кафе – они всегда приветливы, готовы поддержать беседу, всегда что-то ненавязчиво расскажут, покажут. С наркоманами и бандитами пока встреч не имел, хотя многие рассказывали мне о таковых, предупреждали об опасности.

– Вам пришлось как-то себя менять, когда вы оказались в Южной Америке – приспосабливаться к их обычаям, отказываться от каких-то штампов, стереотипов?

– Себя – нет. А вот манеру общения кое в чем пришлось. Латиноамериканцы, как и все испаноамериканцы, к примеру, не отличаются пунктуальностью. Если встреча назначена, будь уверен, что вовремя он не придет. Прийти точно к назначенному моменту – почти неприлично. Это нужно иметь в виду и заранее решить, что и как будешь делать.

Они очень быстро переходят на отношения близких знакомых. Впервые встретились, и сразу же на «ты». И ученики с учителями на «ты», и студенты – с профессорами. Причем все происходит очень естественно, без тени вульгарности, навязчивости или панибратства. У нас такое расценили бы как бестактность или хамство. А здесь…

Если мужчина сказал женщине удачный комплимент, она обязательно его расцелует и тут же от всего щедрого южноамериканского сердца «тыкнет». Твой возраст-общественное положение-сан большого значения не имеют.

Вот, к примеру, случай. Аэропорт. Регистрация еще не началась, но девушка уже за стойкой. Подхожу.

– Здравствуйте, сеньора…

Недоуменно-отстраненный взгляд. Набираю в грудь воздуха, а в сердце решимости: все-таки ни разу за последние пятьдесят лет не общался так с девушками:

– Привет, ты почему такая красивая?

Широкая улыбка и свет в глазах:

– Правда? А ты тоже ничего! Куда летишь?

– В Боготу.

– Ааа, ну здорово, где сидеть предпочитаешь, у окна или прохода?

– У прохода, иногда встаю пройтись, чуть размяться. Возраст все-таки…

– Да ладно скромничать! Вот билет, здесь время вылета, а здесь – номер выхода. Счастливого полета тебе!

Уже имея опыт общения informal, подхожу к фейсконтролю. По ту сторону – тоже девушка.

– Привет, ты как?

– Хорошо, а ты?

– Нормально, в Африке был?

Лихорадочно начинаю соображать, при чем здесь Африка и какое отношение она имеет ко мне и фейсконтролю. А! Ну конечно! Сейчас для Европы Африка – источник экзотических болезней: разных гриппов, лихорадок. Для Южной Америки, видимо, тоже.

– Нет-нет, никогда, ни разу!

– Правда?

– Абсолютная!

– Ну, проходи.

Человеку, собирающемуся жить в другой стране, в другой цивилизации приходится в чем-то меняться, но в главном он должен остаться самим собой.

Миссионеру в Латинской Америке также: некоторые привычки, вкусы, отношения, даже взгляды усвоить, сделать своими, от некоторых своих отказаться.

Но в главном остаться христианином. Православным.

– Если южноамериканец приходит к вам на исповедь, там тоже общение на «ты» или отношение иное?

– У меня в основном русскоязычные исповедуются. Был только один случай – исповедовал православного аргентинца. Но если, исповедуясь, на «ты» обращаться, ничтоже сумняшеся, выслушаю и разрешу «властию мне данною»: я для них, а не они для меня.

– Кто-то приходил с желанием принять православие, принять крещение?

– Креститься, венчаться. Приходили и приходят. Я в таких случаях всегда стараюсь оценить серьезность намерений: «Почему именно православие? Как отнесутся к такому выбору родные?»

Недавно повенчали молодую пару: она – русская девушка, он итальянец, из традиционной католической семьи. Выяснил, что мама дает свое благословение, сам он основы нашей веры изучает. Повенчали. Теперь они оба – наши примерные прихожане.

Или еще случай. В мою бытность в Хабаровске там появился католический священник, отец Иоанн Флорес. Из Аргентины. Он возглавлял католический приход, мы с ним познакомились. Он читал святых восточных отцов-аскетов и настолько проникся, что без них уже не видел свою дальнейшую жизнь. Приехал в Москву, поступил в Свято-Данилов монастырь на послушание, подал прошение о переходе в православие. Отдел внешних церковных связей обратился к папской курии по этому вопросу и, кажется, получил «добро».

Сейчас отец Иоанн готовится стать православным священником. Вот, пожалуйста, пример серьезного отношения. Никто никого не агитировал, не тащил, никто ему не доказывал, что католики плохие и не спасутся, а православные спасутся, потому что хорошие и правильные. Сам пришел, в этом увидел свое призвание!

– Владыка, а где грань между проповедью и прозелитизмом? Как ее не перейти?

– Проповедь – стремление привести ко Христу. Прозелитизм – к своей церкви, Христос здесь на втором плане, если не на последнем.

Валерия Михайлова

blog.beinenson.news

Вернуться назад Версия для печати