«Черти какие-то нерусские». Как Пушкин может помирить Россию и США

Наверное, это было что-то вроде зова крови. Прадед американца Джулиана Генри Лоуэнфельда был первым переводчиком Льва Толстого и даже поставил одну из пьес русского классика в Берлине

Его правнук – поэт, драматург и судебный юрист – продолжил семейную традицию и перевел на английский Александра Пушкина, а заодно и почти весь Серебряный век.

Джулиан Лоуэнфельд, который сейчас считается одним из лучших переводчиков произведений Пушкина на английский язык, рассказал, как Александр Сергеевич может помирить Россию и США.

«Не дает Левушке работать!»

– Однажды у ворот Гарвардского университета я услышал невероятно красивую песню в исполнении какого-то барда, – вспоминает Джулиан. – Подошел к нему и спросил: «Что это за язык?» – «Русский», – ответил он мне. Я тогда, конечно, не знал, что этот эмигрант пел «Молитву Франсуа Вийона» Булата Окуджавы. Но что-то во мне дрогнуло от красивых слов, смысла которых я еще не понимал. Именно тогда я решил выучить русский язык, рассказал об этом родителям, но они отнеслись к идее весьма прохладно.

– Почему?

– Все-таки это было начало 80-х годов, холодная война. О СССР в Соединенных Штатах говорили как об империи зла и очень боялись, что Советы вот-вот сбросят на Нью-Йорк атомную бомбу. В наших учебных заведениях тогда даже были уроки по гражданской обороне! Истерия доходила до того, что некоторые эмигранты из России и СССР не очень-то комфортно себя чувствовали в Америке. Например, я дружил с дочкой Владимира Маяковского Хелен Томпсон (родилась в Нью-Йорке, мать – русская эмигрантка Елизавета Зиберт. – Ред.). Ее мама даже не учила Хелен русскому языку, так как боялась, что их могут принять за коммунистов.

Я в то время учился на втором курсе Гарвардского университета и должен был стать адвокатом, как мои дедушка, папа, дядя и сестра. И родители просто не понимали, зачем мне во время холодной войны нужен русский. «Выучи лучше китайский или японский. Они тебе хоть как-то пригодятся», – говорили они.

– И это несмотря на то, что ваши предки были связаны с Россией и знали русский довольно хорошо…

– Да. Мой прадедушка Рафаэль Левенфельд был корреспондентом берлинской газеты Berliner Tageblatt в Санкт-Петербурге, а еще – первым переводчиком Льва Николаевича Толстого на немецкий и автором его первой биографии «Разговоры о Толстом с Толстым». Эта книга и сейчас продается в России.

Мой дед довольно часто приезжал в Ясную Поляну, разговаривал, работал с Львом Николаевичем. Тот даже немного редактировал «Разговоры о Толстом…».

Его супруга Софья Андреевна – дама с непростым характером – даже как-то записала о моем прадеде примерно следующее: «Опять приехал этот жид из Берлина. Господи, вот они только болтают и болтают. Не дает Левушке работать».

А когда в России запретили пьесу Толстого «Власть тьмы», Рафаэль Левенфельд перевел и поставил ее в Шиллеровском театре Берлина, за что немецкая прокуратура по просьбе Николая II судила его за «богохульство». Дом моего прадеда в Берлине вообще был центром русской культуры: туда приходили контрабасист и композитор Сергей Кусевицкий, Федор Шаляпин, Сергей Рахманинов, а семья Набоковых даже снимала комнаты в доме Левенфельда. Сейчас я пытаюсь добиться, чтобы там сделали памятную табличку, посвященную Набокову.

С приходом Гитлера к власти моя семья эмигрировала из нацистской Германии в США и постепенно забыла русский. Вот и я долгое время знал на вашем языке только одну фразу: «Я слушаю!». Так всю жизнь отвечала по телефону моя прабабка, живущая в Техасе.

Черти нерусские

– Почему, выучив русский язык, вы вдруг решили переводить Пушкина на английский?

– Однажды мой папа сказал мне: «Русская литература очень черная, тяжелая, грустная, да и с юмором там не очень. Возьмем, например, «Вишневый сад». Почему русские назвали это произведение комедией?! Все уехали, оставили Фирса одного, и он умер с голоду. Разве это смешно? Что это за страна такая, где подобный сюжет считается комедией?»

Я тогда ответил папе: «А Пушкин вот другой!» – «Пушкин? Это либреттист Чайковского?» – переспросил отец. «Папа, что ты! Это все равно что сказать, что Шекспир – либреттист Верди!» – ответил я ему. Так я понял, что великого поэта в Америке практически не знают. Возможно, дело в переводах. Они есть, но делают их все какие-то профессора, академики, но не поэты, «черти какие-то нерусские». Ну не чувствуют они Пушкина!

– А ведь среди переводчиков Пушкина был Набоков…

– Владимир Набоков говорил, что «Пушкина перевести математически невозможно», а потому он решил сделать как можно более дословный перевод в прозе, признавшись, что «для моего идеала дословности я принес в жертву все: элегантность, музыкальность, прозрачность, изящество, свежую современность и даже иногда грамматику».

Но при чем здесь математика? Ведь в итоге получается не стихотворение, которое порхает в воздухе, а безжизненный музейный экспонат, приколотый к стеклу с этикеткой на латинском языке. И тогда я решил попробовать перевести Пушкина сам, понимая при этом, что замахнулся на великое. Постепенно Александр Сергеевич стал делом моей жизни. Понимаю, что и после моих переводов русскую поэзию в США до сих пор знают не очень хорошо. Но я продолжаю работать в этом направлении.

– Что, вообще, американцы знают о русской литературе?

– Знают Достоевского, Толстого и немного Чехова, которых изучают в школах. Кстати, некое соприкосновение с русской культурой происходит 4 июля (День независимости США. – Ред.), когда мы все по традиции слушаем «Увертюру 1812 года» Петра Чайковского. Многие американцы очень удивляются, когда я им объясняю, что это произведение посвящено победе России над Наполеоном, который в то время был союзником Америки против Великобритании! В США есть некий интерес и к вашим мультфильмам. Например, американцы с удовольствием смотрят сериал «Маша и Медведь», любят Чебурашку из «Крокодила Гены». Я по образованию судебный юрист и в свое время даже защищал права Чебурашки. Были случаи, когда американские «пираты» выпускали диски с этим мультфильмом, не платя правообладателям, находящимся в России.

А вот выйдя во взрослую жизнь, закончив школу, большинство американцев получают какую-то информацию о России разве что из фильмов, где русские зачастую выступают в роли злодеев.

Миссисипи впадает в Волгу

– У вас никогда не было ощущения, что переводы Пушкина в Америке никому не нужны?

– «Если звезды зажигают – значит – это кому-нибудь нужно?» Меня приглашали читать переводы стихов Пушкина в Бостоне, Вашингтоне, Сан-Франциско, Майами, Чикаго, Денвере, на Аляске, Филадельфии и во многие другие места. Иногда на эти встречи приходит до тысячи человек! А моя книга переводов лирики и биография Пушкина «Мой талисман» (единственное двуязычное издание поэзии Александра Сергеевича. – Ред.) была издана тиражом в 50 тысяч экземпляров! И раскуплена полностью. Мне регулярно приходят письма с благодарностью за переводы Александра Сергеевича. Например, однажды написал японский дзэн-монах из калифорнийского монастыря. Он сообщил, что Пушкин-сан – это дзэн-мастер!

– Сейчас между Россией и США не лучшие отношения. Думаете, стихи могут как-то сблизить наши народы?

– Я уверен в этом. Как-то меня попросили прочитать стихи Пушкина на фестивале Уолта Уитмена (известный американский поэт и публицист. – Ред.) в Нью-Йорке. Все обалдели! «Это русский поэт? А такое ощущение, что он наш, родной, американский! Свободолюбивый и даже немного африканец», – сказали мне тогда.

Читать также:«Выпьем с горя: где же Пушкин?» Где и почему африканцы борются за «солнце русской поэзии»

Я не лезу в политику или, как писал Пушкин, «Я не ропщу о том, что отказали боги/ Мне в сладкой участи оспоривать налоги/ Или мешать царям друг с другом воевать», но я могу рассказать жителям моей страны о России словами Александра Сергеевича. Его стихи, действительно, способны дать понимание, что такое Россия. А понимание – это первый шаг к дружбе между нашими странами. Без этого в мире нет баланса, что очень плохо. А вообще, я абсолютно уверен: между нашими народами скорее языковой барьер, чем духовный. Американец обязательно найдет общий язык с русским, потому что мы очень похожи. Щедрость, искренность, широта души – это все о нас с вами. Вот я американец, но чувствую себя и русским тоже и искренне считаю, что Миссисипи впадает в Волгу и наоборот.

Катерина Кузнецова